Волчье Логово - Страница 49

Мириэль вздохнула. Она знала, что Нездешний не проберется через их владения без боя, и молилась, чтобы он уцелел.

За таверной высился, загораживая Дельнохский перевал, старинный замок — он стал казаться маленьким по сравнению с новыми крепостными стенами, замкнувшими долину. Мириэль не уставала дивиться их мощным гранитным зубцам и массивным башням.

— Это зовется Причудой Эгеля, — сказал Ангел, подавая ей кубок разбавленного вина. Сента и Белаш тоже вышли из трактира и сели на траву рядом с Мириэль. — В каждой стене больше шестидесяти футов высоты, а казармы могут вместить тридцать тысяч человек. Некоторые из них пустуют до сих пор — и всегда будут пустовать.

— В жизни такого не видела, — прошептала Мириэль. — Часовые на первой стене кажутся отсюда маленькими, как букашки.

— Вот уж где денег не жалели, — сказал Сента. — Двадцать тысяч подносчиков, тысяча каменщиков, пятьдесят зодчих, сотни плотников. И что же было причиной всего этого? Сон.

— Сон? — повторила Мириэль.

— Ну да. Эгелю привиделось, будто Белаш с целой кучей своих сородичей идет на Дренай. Потому князь и воздвиг это страшилище.

— Для обороны от надиров? — недоверчиво спросила Мириэль.

— Вот именно. Шесть стен и замок. Мощнейшая на свете крепость против самого ничтожного из врагов. Ни одно надирское племя не насчитывает больше тысячи воинов. — Но и племен у нас больше тысячи, — заметил Белаш. — Собиратель объединит их все — у нас будет один народ и один царь.

— Все нищие народы мечтают об этом, — ответил Сента. — Надиры никогда не объединятся. Они ненавидят друг друга так же, как и нас, если не больше. Все время воюют между собой — и пленных не берут.

— Брать-то берут, — процедил Ангел, — но только затем, чтобы замучить до смерти. Мужчин, женщин и детей. Гнусный народ.

— Надиры не мучат детей, — сердито заявил Белаш. — Детей убивают сразу.

— Я собственными глазами видел! — рявкнул Ангел. — И не вздумай назвать меня лжецом!

Рука Белаша устремилась к ножу. Ангел схватился за рукоять меча.

— Мы между собой драться не будем, — твердо сказала Мириэль, кладя ладонь на руку Ангела. — Плохие люди есть везде, но только глупец станет осуждать целый народ.

— Ты не видела того, что видел я!

— Нет, видела. Перевернутые повозки, грабеж и побоище. Еще я видела, как твой отец прикрыл тебе глаза своим плащом. Это был страшный день, Ангел, но ты должен освободиться от памяти о нем. Она отравляет тебя.

— Не лезь в мою память! — вскричал внезапно он и ушел в трактир.

— Он носит демонов в душе, — сказал Белаш.

— Как и все мы, — добавил Сента.

— Ему было всего девять лет, когда он это видел, — вздохнула Мириэль, — и вопли жертв преследуют его до сих пор. Но он больше не помнит, как все было на самом деле, — а быть может, и тогда не видел всего. Плащ отца закрыл от него самое страшное, и он не знает, что в том набеге участвовали не только надиры. Были там и другие — в черных плащах, с мечами из вороненой стали.

— Кровавые Рыцари, — сказал Белаш.

— Да, наверное.

— Пойду посмотрю крепость, — сказал, вставая, Белаш. — Хочу видеть вблизи стены, обязанные своей постройкой моему народу.

Сента подсел поближе к Мириэль.

— Как хорошо остаться одним.

— Ты воображаешь меня на ложе, застеленном атласными простынями. Мне это не нравится.

— Это некрасиво — читать чужие мысли, — ухмыльнулся он.

— И тебя не беспокоит, что мне известны твои?

— Нисколько. Мне нечего стыдиться. Ты красивая женщина. Ни один мужчина не просидит долго с тобой без мыслей об атласных простынях, мягкой траве или свежем сене.

— Жизнь состоит не из одной животной похоти, — вспыхнула она.

— Почем ты знаешь, красавица? У тебя нет никакого опыта в подобных делах.

— Ни за что не пойду за тебя.

— Ты подсекла меня под корень, красавица. Почему? Ты ведь меня совсем не знаешь.

— Довольно и того, что я знаю.

— Чепуха. Вот, возьми меня за руку. — Он легонько сжал ее запястье, погладил пальцы. — Оставь в покос мои мысли и скажи: разве мое прикосновение тебе неприятно?

— Да, неприятно! — воскликнула она, отдернув руку.

— А вот и врешь, красавица. Пусть у меня нет твоего Дара, но я знаю, что ты чувствуешь. Отвращением тут и не пахнет.

— Твое самодовольство не уступает этим стенам, — возмутилась она.

— Да, это так — и не без причины. Я весьма одаренный молодой человек.

— Ты самодоволен, и для тебя не существует ничего, кроме твоих желаний. Что же ты можешь предложить мне, Сента? Только, пожалуйста, не говори, какой ты молодец в спальне.

— Как мило ты произносишь мое имя.

— Отвечай мне, мерзавец. И помни: я узнаю, если ты солжешь.

— Ты создана для меня, — улыбнулся он, — а я для тебя. Что я могу предложить тебе? Все, что имею, красавица, — прошептал он, глядя ей в глаза. — И все, что буду иметь.

— Я знаю, — помолчав, сказала она, — ты веришь в то, что говоришь. Но не думаю, что у тебя хватит духу исполнить все это на деле.

— Это, пожалуй, верно, — согласился он.

— Притом ты хотел убить Ангела и моего отца. Думаешь, я смогу это простить?

— Я надеюсь, — сказал он, и она увидела в его мыслях образ, который он пытался скрыть.

— Ты не хотел убивать Ангела! — потрясенная, сказала она. — Ты дал бы ему убить себя. Его улыбка померкла, и он пожал плечами.

— Не ты ли просила пощадить его, красавица? Я подумал, что ты его любишь.

— Ты ведь даже не знал меня тогда, да и теперь не знаешь. Как можно так швыряться своей жизнью?

— Не убивайся так. Старик и мне дорог. Я попытался бы обезоружить его или ранить.